Храм вмч. Георгия Победоносца
в Мытищах
на территории воинской части

РУССКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ
Сергиево-Посадская епархия
Мытищинское благочиние

История создания хора храма Трех Святителей в г. Харьков. Часть 3.

Автор публикации:
Светлана Юрьевна Курило
История создания хора храма Трех Святителей в г. Харьков. Часть 3.

Окончание.
Часть 1. Читать "История создания хора храма Трех Святителей в г. Харьков. Часть 1".
Часть 2. Читать "История создания хора храма Трех Святителей в г. Харьков. Часть 2".


Важной вехой на пути нашего развития было мое знакомство с сыном нашего замечательного церковного композитора Александра Васильевича Никольского (1874-1943) Львом Александровичем. Это был последний из могикан нашего хорового искусства. Будучи глубоким старцем (Льву Александровичу было за восемьдесят), он сохранил светлый ум, цепкую память, юношеский блеск в глазах, когда разговор касался церковной музыки. Его благородство и тактичность заставляли общающегося с ним человека становиться чище и добрее.

Прослушав записи нашего хора, Лев Александрович доверил мне святая святых для него – рукописи своего глубоко почитаемого отца. Это была Литургия Иоанна Златоуста. Мы решили ее выучить. Сейчас удивляюсь своему дерзновению, как не побоялась взяться за это дело, ведь совершенно не представляла, как это должно звучать. До нас эти песнопения не исполнялись.

Хочется сказать об этом времени. Наступала перестройка. Русская Православная Церковь готовилась праздновать 1000-летие Крещения Руси. Владыка пригласил Володю ехать на празднества от мирян. Кагебисты ополчились с новой силой. Звонки участились, угрозы и шипения в трубку приобретали навязчивый характер. Нервы сдавали. Но молитвы близких подкрепляли духовные силы.

К этому времени я закончила регентский класс. Училась я там всего один год. Сдала все на пятерки. Теперь я стала легальным регентом с духовным образованием. Но это не останавливало наши власти. Преследования и духовный шантаж не прекращался.

Харьков. Органный зал (Успенский собор)

Но все-таки некоторое послабление чувствовалось. Это выразилось в том, что нас благословили давать концерты. Это были первые опыты духовного просвещения людей. Выступали мы в ДК, Органном зале (Успенском соборе г. Харькова), в оперном театре, сейчас даже не припомню, где еще. На всех концертах присутствовал Владыка и местный уполномоченный Совета по делам религий. Какое это было замечательное время! Все хористы пламенели сердцем, у всех блестели глаза, мы чувствовали себя проповедниками нашей веры. Как звучал хор!

Старые записи, сделанные с последних рядов органного зала на обычный диктофончик вызывают мурашки. Душа взмывает горе. В зале не улавливается ни один шорох. Будто людей нет, и мы поем одни. А зал был битком набит, все проходы были заполнены стоящими, билетов достать было невозможно.

До сих пор многие старые знакомые вспоминают эти концерты как самое прекрасное, что удалось услышать в своей жизни. Мои преподаватели из консерватории подходили после концертов и восхищались нашим исполнением и интерпретацией. «Всех хористов мы знаем, кто поет в оперной студии, кто в оперном театре, кто в оперетте, ничего особенного там не замечали, а ваш хор потрясает, в чем тут секрет?!». Приблизительно такие слова нам говорили потрясенные слушатели.

А секрет был в том, что все понимали, что без Божьей помощи ничего не получится. Об этом на каждой службе и спевке я напоминала. Учила относиться к службе, как к самому главному событию в жизни, все стояли, я не разрешала на клиросе даже присесть, все читали постоянно Иисусову молитву.

Помню, у Петра Петровича был приступ радикулита, он от боли обливался потом, но стоял опираясь на стул и пел. Люсенька получила путевку в санаторий и уехала на лечение, но понимая ответственность перед концертом, прилетела на самолете на концерт, спела и улетела обратно.

Молодые девочки студентки консерватории Юля Шашло, Марина Сударкина и др. рисковали, выступая перед открытой аудиторией. Их могли сразу отчислить из консерватории. Им приходилось надевать парики, гримироваться под пожилых дам, чтоб сидящие в зале профессоры и преподаватели их не узнали. Если экзамен совпадал с важной службой, шли на службу, пропуская экзамен, и Господь чудесным образом устраивал так, что все проходило замечательно: они получали «автомат» или спокойно сдавали экзамен или зачет в другой день.

Вот такое отношение к церковному делу выработалось в нашем хоре. Перед каждым концертом мы кадили ладаном в зале, пели молитвы, тропари, призывали на помощь Господа, Богородицу и святых, никогда не надеялись на свои силы, и все проходило просто замечательно. Владыка Ириней был очень доволен нашей концертной деятельностью в Харькове, и когда появилась возможность поехать в Москву на первые фестивали духовной музыки, он благословил нас участвовать в них, где мы выступали с неизменным успехом.

Плакаты с фотографией именно нашего хора украшали улицы столицы, я думаю потому, что все наши девушки были одеты по-православному в белых шарфиках, а ребята – в черных подрясниках. Подрясники и белые кофточки с черными юбками шили мы сами: Юля Шашло сшила кофты, я – подрясники. В целом хор смотрелся хорошо.

Вспоминается один концерт в Рахманиновском зале. По правилам фестиваля можно было спеть определенное количество песнопений, сейчас точно не помню сколько. Когда мы спели, а пели мы всегда с огромным воодушевлением, у многих хористов глаза были наполнены слезами, зал взорвался аплодисментами. Мы ушли, но овации не прекращались. По правилам мы не имели права петь на бис. Стали объявлять следующих участников фестиваля, но зал не прекращал рукоплескать, не давая выступать следующему хору. Это продолжалось довольно долго. Поняв, что мы больше не выйдем, большинство зрителей покинуло зал со словами: «После этого хора не хочется слушать больше никого, не хочется портить впечатление».

Во многих известных журналах были напечатаны статьи о наших выступлениях. И. Козловский восхищался нашим исполнением украинских рождественских колядок. Он написал, что такое задушевное исполнение колядок вернуло его в далекую молодость, когда он сам пел их, восхищался высоким профессионализмом хора и духовностью исполнения всех песнопений.

Столь лестные отзывы о наших выступлениях нисколько не вскружили мне голову. Я чувствовала огромную ответственность и все больше предъявляла требований, прежде всего к себе, а потом к ребятам. Приоритеты оставались за службами. Концертные выступления были второстепенными для меня.

Очень важным событием для нас стала запись Литургии Иоанна Златоуста А.В. Никольского. Я познакомилась с Натальей Владимировной Диваковой, Анатолием Иннокентьевичем Шатовым и с другими сотрудниками Издательского отдела Патриархии. Послушав наши записи, Наталья Владимировна предложила сделать запись. Это было просто чудо, т.к. она решила записывать нас бесплатно, но с тем условием, что дорогу и пребывание в Харькове оплатим мы. Вернувшись в Харьков, мы с Володей пошли к нашему Владыке Иринею за благословением на запись. Владыка заинтересовался этой идеей и благословил делать запись. Все расходы он взял на себя.

Храм Трех Святителей. Фото 17.09.1941. С Соборы.ру

В июне 1989 года Дивакова, Шатов и Сережа приехали к нам. Какое это было счастливое время! Мы всем хором ездили отдыхать в лес на пикник, пели там, играли в волейбол, вели духовные беседы. Все хористы были счастливы. Нужно сказать, что поездки на природу всем хором не были каким-то редким явлением. Довольно часто мы со всеми детьми, отцом Виктором Догадаевым, его семейством и многими друзьями хора выезжали в наш любимый лес в Безлюдовке или Хорошево, где веселились от всей души.

Дети Леночки Танатаровой, Танюша Пети Стельмаха, дети отца Виктора, мои Света с Володей очень дружили. Лена придумывала интересные игры, Маша Танатарова учила всех рисовать. Старшие воспитывали младших. Это была настоящая дружба, которая осталась на всю жизнь.

Запись Литургии проходила по ночам. Наш храм стоит на перекрестке трамвайных путей, а трамваи ходят очень шумно и часто. Даже ночью почти каждые 10 минут с какой-нибудь стороны появляется трамвай, его слышно за несколько километров, ночью это особенно ощутимо. Начинается вибрация, гул, которые сразу улавливают микрофоны, и запись прекращается.

Какое это было мытарство! Только настроишься, начинаешь петь, и вдруг гул. Все прекращается. Писали крошечными кусочками несколько ночей. Это было невероятно трудно. Петь молитвенно, возвышенно по заказу невозможно, а нам приходилось настраиваться на маленькие кусочки, не теряя одухотворенности исполнения. На вторую ночь записи приехал Владыка. Мы записали все его возгласы. Он удивился, что приходится так мучиться. И его останавливали бесчисленное количество раз. Наталья Владимировна сказала, что такой записи у нее никогда не было. С таким трудом мы работали несколько ночей. Я не была довольна качеством записи. На службах и концертах исполнение было гораздо лучше. Когда поешь целиком, сохраняется дух песнопения, цельность. Но что мы могли изменить?

Враг борется против всего светлого и настоящего. Одно утешало, что если запись производилась с таким трудом, значит, она чего-то стоит. Врагу это не нравится. Владыка всегда утешал меня и говорил, что если день прошел без скорбей и нападок врага, значит этот день прожит даром.

Участники записи Литургии с архиепископом Иринеем

Много позже, когда удалось издать Литургию, и очень многие люди со всего мира стали присылать благодарственные отзывы о нашем исполнении, я успокоилась. Значит, не зря мы записали эту чудесную музыку. Особенно запомнилось письмо из Голландии от пастора, "директора музыки", как было написано на конверте. Он писал, что ничего подобного не слышал, он хорошо знает русскую музыку и многие хоровые коллективы России, но ни с одним из них наше исполнение он сравнить не мог. Приглашал наш хор приехать к нему, где можно записать многие произведения русской духовной музыки, предлагал гастроли по Западной Европе, спрашивал, есть ли у меня своя студия звукозаписи. Был удивлен, что Православная музыка может быть такой прекрасной. Это письмо мне передали, когда я уже жила в Струнино во Владимирской области, и у меня, кроме нищеты, ничего не было. Даже ответить ему мне не удалось, начались мытарства перестройки…

Лев Александрович Никольский был очень доволен исполнением Литургии. Говорил, что именно в таком стиле исполнял свои произведения его отец, и нам удалось прочувствовать его. Я удивлялась, т.к. все делала эвристически, даже не уча партии и не играя партитуру на инструменте. Помолюсь и начинаю работать с хором. Мысленно просила автора наставить, как бы он хотел, чтоб звучало. Видно Александр Васильевич принимал участие в нашей записи.

Позже Лев Александрович доверит мне исполнить Всенощное Бдение своего отца. Но эту чудесную партитуру мы запишем уже с другим хором, хотя некоторые хористы их Харьковского хора приедут ко мне в Александров и примут участие в записи.

Лев Александрович пригласил нас исполнить Литургию в музее им. Глинки. Это было первое исполнение этого произведения. Мы с большим воодушевлением пели, в зале присутствовал Лев Александрович с родственниками композитора. Всем очень понравилось это произведение. Наш хор стал первооткрывателем этой прекрасной Литургии. Владыка Ириней привозил в наш храм иностранные делегации: это были японцы, канадцы и др.
Иностранцы приходили в восторг от музыки Никольского. На службе была такая тишина и благоговение, что невольный трепет охватывал все естество. Чувствовалось полное молитвенное единение всех в храме. В эти моменты опытно понималось, что такое соборность.

Позже, когда я жила уже в Александрове, и со своим ансамблем духовной музыки «Светолитие» при музее «Александрова Слобода» мы пели концерты для иностранцев и наших экскурсантов, тоже ощущалось такое сильнейшее воздействие на совершенно неподготовленных к восприятию духовной музыки людей. Перед началом концерта были обычные люди: кто жевал откровенно жвачку, кто просто безразлично рассматривал музейные экспонаты, глаза были мертвы и пусты.

После концерта это были совершенно другие люди, живые, с горящими глазами, с умным взглядом. Они подходили к нам, спрашивали о том, что прослушали, приглашали к себе с концертами. Такое перерождение в течение часа наводило меня на мысль о громадном значении настоящей, хорошо исполненной духовной музыки на души и интеллект людей. Иностранцы просили ноты. Особенно всех потрясала Литургия Константина Шведова. Это – молитва средствами музыки.

О значении хорошего духовного пения можно говорить бесконечно, недаром враг рода человеческого так лютует именно на клиросе. Ищет всевозможные лазейки, чтоб не мытьем, так катанием разрушить хор. Вот и в наш хор он влез через В. (не помню ее фамилию, наши хористы называли ее «морячка Соня»). Будучи доверчивым и влюбчивым человеком, я сразу полюбила ее, как в принципе я любила всех без исключения своих певчих. В. выглядела очень по-православному: всегда в платочке, длинной черной юбке, без косметики.

В храме ее очень любили все бабушки, ставили в пример моим девчонкам, которые не отличались скромными нарядами. Даже в Москве на всех рекламных плакатах нашего хора на первом плане красовалась именно В.

Она втерлась ко мне в доверие и стала ближайшей моей подругой. Ребята предостерегали меня, но я никого не слушала, за что и поплатилась. Со временем открылось истинное лицо этого человека, деяния которого очень далеко отстояли от православных принципов и идеалов. Не хочется ворошить прошлое, в двух словах: по благословению своего духовника я выгнала В. из нашего хора. Она же написала страшную клевету на Владыку N от моего имени прямо в Патриархию.

Это письмо и стало причиной разрушения нашего хора. Владыка поверил, что эту гадость написала я, и разогнал наш хор. Только со временем я узнала причину, а вначале мы все сходили с ума, не понимали такой жестокости со стороны Владыки. Наверное, и до сих пор он думает, что кляузу на него написала я, имеет на меня обиду. Но моей вины тут нет, а В., я думаю, уже поплатилась за свой мерзкий поступок. Бог ей судья! Этот поступок В. многому меня научил: я стала менее доверчивой и утвердилась в своем открытии, что голос, его тембр, чистота интонации и другие качества напрямую связаны с душой человека. Эта таинственная связь безошибочно разоблачает человека.

В. так и не научилась петь чисто…

Я всегда удивлялась, как может человек, закончивший вокальное отделение, петь так грязно, низко, тупо и тяжело. В то же время, девочки, не имеющие музыкального образования, пели легко, полетно, высоко. Теперь я понимаю истинную причину: пение напрямую зависит от духовного состояния человека, от чистоты его помыслов.

Следовательно, в церковные хоры можно допускать людей искренне верующих и чистых сердцем, а не с вокальной школой. По чистоте души Господь открывает премудрости пения в очень короткие сроки. В дальнейшем это подтверждалось много раз в моей практике.

Диакон Сергий Трубачев

Хочется вспомнить очень важную веху в жизни нашего хора. Я уже упоминала, что дружила с композитором, а впоследствии диаконом Сергеем Зосимовичем Трубачевым.  (1919-1995; в 1995 г. принял сан диакона). Это был великий человек. Не побоюсь этого слова. Он велик был не только как композитор духовной музыки, но прежде всего, как человек. Таких цельных, серьезных и глубоких личностей не часто можно встретить в наше время.

Он был зятем отца Павла Флоренского. В его маленьком деревянном домике в Сергиевом Посаде над стареньким пианино висела картина «Два философа», на которой были изображены О. Павел и Сергей Булгаков. До сих пор ощущается благоговение от тех минут, когда я сидела с Сергеем Зосимовичем за пианино, и он играл мне свои произведения. Много интересного узнала я о жизни этой замечательной семьи и особенно об отце Павле. Потрясла меня история создания самого трогательного и глубокого произведения Сергея Зосимовича «Кто ны разлучит от любви Божия».

Сергей Зосимович поехал на Соловки в надежде узнать какую-либо информацию о последних днях Флоренского. Там он узнал, что отца Павла расстреляли на Поклонной горе. В грусти и раздумье он подошел к холодному Белому морю. Ледяные мутные волны били его по ногам. Долго он не замечал их, думая о мучениках за нашу веру. И вдруг из шума прибоя стал доноситься не то стон, не то звук, перерастающий в мелодию-плач: «Кто ны ра-азлучит от любви Божия…». Произведение родилось сразу, зазвучало из сердца и моря. Когда Трубачев рассказывал это, лицо его становилось очень серьезным и сосредоточенным. Это песнопение стало самым любимым в нашем хоре, наряду с «Похвалой любви» (13 глава 1-го послания к Коринфянам святого апостола Павла).

Намечался концерт. Трубачев попросил меня приехать с хором в Москву и спеть этот концерт. Весь концерт состоял только из произведений Сергея Зосимовича. Я согласилась с большим страхом. Музыка Трубачева отличается неземной красотой, но и большой сложностью для исполнения. Да и петь при живом авторе, столь высочайшей музыкальной образованности, налагало на исполнителя большой груз ответственности. Но, в то время я не знала страха. С большим энтузиазмом мы стали готовиться к выступлению.

Помнится та ночь в поезде, когда мы ехали в Москву. Никто не спал, пели всю ночь. Настроение было прекрасное. Люди поначалу возмущались, мол, мешаем спать. Но потом притихли, заслушались, а утром благодарили и восхищались пением.

На репетицию в Дом кино, где должен был состояться вечером концерт, приехал автор. Сергей Зосимович зашел в зал и сел у меня за спиной. Его строгий вид и серьезность заставили всех нас подтянуться. У меня пошел холодок по спине. Вдруг я делаю не так, как ему хотелось бы. Мы пели, он слушал и молчал. Лишь один раз попросил спеть унисон басов тише и стройнее. Автор остался доволен исполнением.

Вечером собрались все родственники о. Павла Флоренского, друзья, духовенство, приехал наш Владыка Ириней. Зал был переполнен до отказа. Акустика зала оставляла желать лучшего. Требовалась большая концентрация всех духовных сил. Мы молились, настраивались, и в одно мгновение я почувствовала поддержку самого Отца Павла. Мы успокоились, сосредоточились и спели все песнопения очень молитвенно. Сергей Зосимович был доволен исполнением, присутствующие в зале благодарили хор.

В дальнейшем произведения Трубачева мы часто пели на концертах, Задостойники на все Двунадесятые праздники были самыми любимыми нашими песнопениями. А дружба с композитором продолжалась до последних его дней.

Такие концерты давали много духовных сил, заряжали энергией на дальнейшую работу. Хор к тому времени был уже достаточно профессиональным. В репертуаре было большое количество духовных произведений; Всенощная Рахманинова, Всенощная и Литургия Никольского, все Концерты Бортнянского, много концертов Дегтярева и Веделя, Литургия Ипполитова-Иванова. Много произведений П.Чеснокова: Литургия, Богородичные концерты, Херувимские и др. Особенно мы любили Кастальского, его замечательные аранжировки знаменного распева потрясали высоким хоровым мастерством, точной стилизацией, строгостью и глубиной звучания. Много пели Соловьева, Гарднера, Смоленского, Яичкова, Кедровых отца и сына.

Мечтали записать литургию К. Шведова, пели его Богородичные концерты. В дальнейшем Литургию Шведова я записала с ансамблем «Светолитие», когда жила уже в Александрове. Трудно вспомнить все песнопения, которые были в репертуаре хора, можно было дать несколько больших концертов, репертуара хватило бы.

Хочется отметить наших замечательных солистов Игоря Сахно, Юлию Шашло, Владимира Курило, Коваленко Людмилу.

Некоторые исполненные ими песнопения остаются для меня эталонами. До глубины души потрясало всех исполнение Владимиром Курило песнопения Чеснокова «Совет Превечный»: необыкновенный небесный тенор-альтино ассоциировался с голосами Небожителей. Гибкий аккомпанемент хора, как на воздушной подушке поддерживал солиста, следовал за малейшими динамическими и агогическими колебаниями исполнителя. В этот момент забывалось все земное, обыденное, душа вырывалась ввысь и парила там, забыв обо всем. Бестембренность, безличностность, глубочайшее смирение и скромность исполнения невидимой нитью связывала с древними иконами, которые никто не подписывал. Они были «ничьи», личность автора уходила на второй план, была икона – окно в небо. Когда звучал «Совет превечный», что-то подобное ощущалось; не было хора, солиста, а звучала вечность. Многие неверующие люди, даже мусульмане, говорили, что хотели бы в час смерти услышать это песнопение, а потом спокойно умереть.


Исполнение песнопения Чеснокова «Да исправится молитва моя» Игорем Сахно отличалось искренним покаянием. Не оставалось равнодушных, духовным взором устремлялись слушатели в самые потаенные уголки своей души и перерождались. Очищались души людские, становились чище, светлее.

Прошло много лет с тех пор, но мне не пришлось услышать чего-то подобного. Пение знаменитых вокалистов не потрясает, не имеет воздействия на мою душу. «Не отвержи мене во время старости» - начинает звучать голос Игоря… и что-то начинает работать внутри, щемит, плачет душа, рождается к новой жизни.

Все кануло в Лету, нет хора. Но та маленькая лепта, которую внес гольберговский хор в духовное исполнительское пространство, живет. Наши записи слушают во всем мире. Так получилось, что кто-то издает по сей день наши диски вот уже 20 лет по очень высокой цене. Мне говорят: "Добейся авторских прав, будешь получать хорошие деньги". Но я не хочу этим заниматься. Подсознательно я чувствую, что нельзя получать деньги за «своего ребенка». А эта запись для меня стала ближе собственного дитя. Пусть люди слушают во славу Божию, истина не продается.

Божественная Литургия свт. Иоанна Златоуста (комп. А.В. Никольский). Хор собора Трех Святителей г. Харьков. Регент - Светлана Курило. 1989.

Всенощное бдение (комп. А.В. Никольский). Хор Троицкого собора г. Александров. Регент - Светлана Курило. 1991.

Божественная Литургия свт. Иоанна Златоуста (комп. М.М. Ипполитов-Иванов). Хор собора Рождества Христова г. Александров. Регент - Светлана Курило.

Песнопения Всенощного бдения и Божественной Литургии. Г. Александров. Регент - Светлана Курило.